В Евангелие от Иоанна (Новый Завет) сказано: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
Слово несёт в себе огромную силу, которую современный человек так до конца и не познал и не осознал. Наши предки в этом смысле были гораздо умнее и мудрее нас. Они придавали огромное значение словам, из которых создавались заговоры и молитвы, как неотъемлемая часть жизни.
Они верили, что с помощью слова можно, как излечить человека, так и погубить его, как даровать ему красоту и счастье, так и отнять их.
Заговоры, по мнению известнейшего исследователя мифо-поэзиса славян А. Н. Афанасьева, «это обломки языческих молений. В заговорах делается обращение к божествам света; тот, кто произносит их, умывается росою и становится на восток солнца красного.
Силою заговоров знахари и знахарки уничтожают кручину, прогоняют болезнь, изменяют злобу на любовь, усмиряют несчастную любовь, ревность и гнев, вызывают сочувствие и прочее. Колдуны и ведьмы собирают таинственные чудодейственные травы и коренья, приготовляют целебные мази и снадобья; в сказках они являются владетелями живой и мертвой воды, ковра-самолета, чудесных коней.
Все рассказанные нами преданья и поверья очень ясно указывают, что некогда колдуны и ведьмы, и именно в язычестве, имели значение не только благотворное, но и богослужебное, то есть, по преданиям и поверьям, — они являются служителями богов светлых, чистых… Имена ведуна и ведьмы связаны со словами вещать, предвещать, заговаривать.
Такая связь основанием своим имеет языческие религиозные убеждения, некогда жившие в славянине: богослужение его главным образом выражалось в мольбе и предвещаниях, которые сопровождали собой и жертвоприношения, и гадания, и очищения, и игрища. Остатки этих старинных молений и предвещаний уцелели в заговорах, заклятиях, загадках и некоторых народных обрядовых песнях.
Священное значение речи, обращенной к божеству или поведающей волю божества, требовало выражения торжественного, стройного; с другой стороны, все народы, на первоначальных (младенческих ступенях своего развития, любят песенный склад речи, который звучнее, приятнее говорит слуху и скорее запечатлевается в памяти.
Первая молитва у всякого народа была и первым песнопением; в заговорах и заклятиях до сих пор замечается метр и народная рифма; то же должно сказать о загадках и некоторых старинных пословицах и поговорках».
Заговор был необходимой принадлежностью быта Руси XVII и XVIII столетий: «Исторические показания свидетельствуют о том, что, с одной стороны, за заговором признавали спасительную силу, избавляющую от болезни, неудачи и беды, и прибегали к нему в различных жизненных случаях; с другой стороны, заговор считали опасным, еретическим орудием, так как он мог погубить человека, и поэтому настаивали на уничтожении его в лице его знающих.
Но какой бы ни был заговор, его заучивали и употребляли как во спасение, так и на погибель… Таким образом, и положительная, и отрицательная стороны заговора вызывали желание обладать им; желание это приводили в исполнение, вследствие чего заговор был хорошо знаком всем слоям общества; все сословия признавали его значение и не относились к нему безразлично»
Отдача приказания при помощи слов, действие внушением, психологическое воздействие врача (или знахаря) на больного, несомненно, влияющее на ход болезни, — все это не могло не порождать веры в силу человеческого слова.
На наш взгляд, заговоры (как и впоследствии молитвы) служили и служат религиозно структурированной формой ауто-и гетеросуггестии и контрсуггестии — средств саморегуляции в обычном и особых состояниях сознания.
Несомненно, что многие тексты заговоров обладают энергоинформационным потенциалом, однако так же несомненно и то, что они служат опорными мнемоническими формулами быстрого погружения человека в особые состояния сознания и эффективного психофизиологического воздействия на него в этом состоянии.
Энергоинформационная теория современной психотерапии считает, что, во-первых, звуковое и смысловое сочетание рождает вибрации, возбуждающие внимание пациента и воздействующие на него; во-вторых, вибрации, рождаемые заговором, создают своего рода энергетический каркас, по которому информация выздоровления от психотерапевта переходит к пациенту прямо в область бессознательного; в-третьих, звуковое, смысловое и ассоциативное сочетание возбуждает у произносящего его энергетические центры, которые в конечном итоге оказывают целительное воздействие на больного; и, наконец, в-четвертых, звуковое, смысловое и ассоциативное сочетание вызывает в самом пациенте возбуждение его энергетических и информационных центров, целительно влияющих на него самого.
«Во имя Отца, Сына и Святаго Духа, Божья матерь, животворящим крестом своим живую рану у раба Божьего такого-то, в таком-то месте срасти, кровяное русло останови».
Вот как пишет об этом экстрасенс Б. М. Шапиро: «В момент произнесения первой части заговора: «Во имя Отца, Сына и Святаго Духа…» нужно постараться вызвать в себе ощущение Бога, бесконечного космоса, безграничного духа и разума, силы и мощи, добра и справедливости. Произнося слова: «…Божья матерь, животворящим крестом своим…», вы должны составить соответствующий образ, при этом не испытывая в себе ощущения мольбы, а испытывая в образе Божьей матери ощущение большого желания помочь, а также большую силу в кресте.
Говоря далее: «… живую рану у раба Божьего такого-то…», вы должны ярко ощущать место разрыва тканей у больного. При словах: «…срасти, кровяное русло останови» нужно вообразить и почувствовать, как под воздействием энергии, тепла, добра и любви, идущих от креста и от Божьей матери, начинают сращиваться ткани, как притягивающиеся друг к другу ее части склеиваются, место становится гладким, а кровь в этот момент сочится все меньше и меньше и наконец прекращается совсем.
Нужно удержать три ощущения, порождаемые образами: самого больного, Божьей матери с крестом и непосредственно раны. От всего этого рождается определенное состояние энергетики между экстрасенсом и пациентом, которое и несет целебное воздействие.
При большой практике работы с заговорами нужда в использовании образов постепенно отпадает и в конечном итоге проговаривание текста сразу может вызвать необходимое состояние. Но пока вырабатывается данный рефлекс, без ассоциативно образной связи вам не обойтись.
Кроме того, используя заговор, вы должны его слышать и чувствовать не в себе и не возле себя, а как бы в самой ране, из самого пациента, то есть образы и чувства, которые вы породили, нужно поместить в больное место».
В наставлениях Симеона Нового Богослова сказано: «Если желаешь научиться тому, как следует сие делать (то есть входить в сердце и быть там)… три вещи надлежит тебе соблюсти прежде всего другого: беспопечение о всем, даже благословенном; совесть чистую во всем, так чтобы она ни в чем не обличала тебя; совершенное беспристрастие, чтобы помысел твой не клонился ни к какой вещи.
Сядь безмолвно в месте уединенном… отвлеки свой ум от всякой временной и суетной вещи… Склонись к груди головою своей и таким образом стой вниманием внутрь себя самого (не в голове, а в сердце), возвращая туда и ум свой, и чувственные очи свои и приудерживая несколько внимание свое… Если будешь продолжать это дело внимания непрестанно день и ночь, обретешь некую непрестанную радость».
Объясняя психологические механизмы благотворного действия молитв, Л. П. Гримак пишет: «Представление о Боге, в каком бы обличье он ни мыслился, сочеталось с глубокими и прочными эмоциями. Глубинный страх, экстатическое преклонение, распахнутая готовность послушания этому высшему существу, определяющему само существование, — вот что такое Бог для человека.
Поэтому любая просьба, обращенная к нему, сопровождалась напряженным ожиданием и поиском признаков, которые бы подтверждали факт ее реализации. А непоколебимая вера в защитительную роль Бога, впитанная с молоком матери, при желании позволяла любому находить такого рода признаки.
Особенно это было действенно, когда просьбы касались внутренних проблем самого молящегося: «о ниспослании утешения в горе», «умножения сил в многотерпенье», «даровании выздоровления от болезни» и т. п.
Старец Зосима в «Братьях Карамазовых» Ф. М. Достоевского хорошо, на наш взгляд, раскрывает эту психотерапевтическую роль религиозных представлений, выраженных в данном случае через молитву: «Каждый раз в молитве твоей, если искренна, мелькнет новое чувство, а в нем и новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя; и поймешь, что молитва есть воспитание».
Бог выполнял функции своеобразного духовного зеркала, в которое привычно и повседневно смотрелся человек, выверяя в нем чистоту и праведность своего морального облика. Именно этими потребностями самокоррекции объясняется выбор личностью молитвы «утренней», «на сон грядущий» и другие.
Однако было бы слишком самонадеянно думать, что заговор и молитва — это просто формулировка соответствующих желаний и просьб к Богу.
В отдельных случаях они характеризуются не только поэтичной суггестивностью мысли, но и прежде всего несомненной философской глубиной, оказывающей влияние на экзистенциальные основы личности.
Согласно св. Фоме Аквинскому «молитва есть толкование наших желаний перед Богом». В идеале, молитва есть одновременно продолжение и завершение акта богообщения в символической форме… где символ не сливается с символизируемым, но представляет с ним нераздельное и неслиянное единство…
С психологической точки зрения, молитва символически выражает интенцию на богообщение (интенцию выхода в особые состояния сознания) и указывает на потенциальные ориентации сознания молящегося, являясь одновременно путем к достижению этих ориентаций».
У неверующих обращение к себе, как правило, призвано активизировать собственные познавательные и волевые процессы на поиск выхода из проблемного положения.
Бросим взор на историю упований психотерапии. На что, собственно, надеется психотерапевт, на какой процесс душевной жизни, который… даст пациенту возможность преодолеть страдание? Классический психоанализ уповал на механизм осознания…
Примерно с пятидесятых годов упования психотерапевтов смещаются в сторону процесса переживания. Для того, чтобы преодолеть страдание, надо заново пережить те или другие моменты жизни, те или другие чувства отношения, пережить более глубоко, плодотворно, более полноценным образом, в более здоровом контексте.
Есть интимная связь между переживанием и молитвой. Переживание начинается в ситуации невозможности, когда мир не дает мне удовлетворить мои потребности, стремления, осуществить мои ценности, исполнить мой долг. Пока психологически ситуация невозможности не наступила, я верю, что мир ли — переменой обстоятельств или действиями других людей, — мои ли собственные действия приведут все-таки к достижению моих целей и удовлетворению.
Когда же ситуация невозможности наступила, это значит, что я больше не верю в мир, в свои собственные действия, в действия других или благоприятное стечение обстоятельств. Тогда-то и начинается переживание. Но тогда же создаются и лучшие условия для молитвы: мне не во что верить здесь, не на кого надеяться, нечего ждать в мире, и мои глаза поднимаются к небу: «Господи, помоги».
Там, где нерелигиозный или не принявший еще своей религиозности человек после этого спонтанного возгласа возвращается умом и чувствами к миру, людям, себе и продолжает переживать, то впадая в отчаяние, то перебирая заново возможные решения, то вновь отчаиваясь, то зажигаясь надеждой, там верующий начинает молитву. Переживание его не прекращается, но претворяется в молитву, питает ее искренностью боли и вдыхает из нее освобождающийся дух благодати, постепенно преобразуя само переживание, душу, а затем и жизнь.
Преобразуя тем, что в том самом месте, где одно лишь переживание видело глухой тупик, молитва распахивает окно, сквозь которое в переживание, душу и жизнь, но не только в них, а и в сами материальные обстоятельства жизни может входить сам Бог.